Инициатива недоказуема
(подлинная история)

В тот год Пржевальский пограничный отряд был инициатором социалистического соревнования в пограничных войсках Союза. Девиз того соревнования не упомнит и его создатель, но мы тот девиз заучили и забыли, а соревновались с соседней заставой, где замполитом был мой однокурсник Володя Косько, а начальником заставы – мой предшественник Петя Сельчихин. То есть была в этом соревновании интрига, которая не позволяла ему зачахнуть в объятиях формализма.

Наверное в конце сентября или в начале октября проверку мы успешно сдали. Все помогающие, проверяющие, инспектирующие нас наконец-то покинули. Начальник заставы убыл в отпуск. Вот он и наступил – долгожданный день без постороннего глаза.

Застава «Узенгегуш» была построена пограничниками в 70-х годах из того, что сумели принести по горным тропам, ну и что под ногами лежало – тоже в дело пошло. Комнатушка, где едва помещались печурка, три кровати, «стол канцелярский однотумбовый»и два табурета, служила одновременно канцелярией и нашим офицерским общежитием. Вот в этой комнате после завтрака мы и растянулись на кроватях в полном блаженстве. Мы – это ваш покорный слуга в роли начинающего замполита, и умудренный опытом политработник Юра Бавик в роли «замбоя». О том, как случилась такая блистательная карьера, Юра не рассказывал, а я не расспрашивал, но слышал от других, что имел он неосторожность в не очень тесном кругу рассказать анекдот. К своей опале Бавик относился с юмором, и оказался прав – в последствии он и в академию поступил, и начальником политотдела отряда поработал. Ну да я не об этом.

Разувшись, лежим мы с Юрой поверх одеял, в охотку неспешно покуриваем. Над ухом приемник то громче, то тише что-то мурлыкает на кошачьем языке. Вдруг мурлыканье плавно перетекает в шум помех, из которых вырастает отчетливый голос Москвы:

– …цы Ивановского камвольно-суконного комбината обратились с письмом к Генеральному секретарю ЦК КПСС, Председателю Президиума Верховного Совета СССР товарищу Леониду Ильичу Брежневу. Дорогой Леонид Ильич, – пишут ткачихи. – Воодушевленные историческими решениями… (помехи) …мы полностью выполнили принятые на себя обязательства… (сильные помехи) …досрочно. Свои трудовые успехи…

Шум помех так и не позволил нам узнать об участи трудовых успехов ивановских ткачих. Приемник снова замурлыкал, а мы попытались вновь погрузиться в нирвану. Не удалось. Голос Москвы задел за живое.

– Слыхал, комиссар, народ Генсеку рапортует… А ты политдонесение составил?

– Да хрен ли там составлять!.. В пять минут нацарапаю.

– Вот так мы и трудимся. Застава на отлично проверку сдает, а замполит хрен знает что в полидонесении нацарапает.

– Ты не боись, мое нацарапаем поярче других будем, слово к слову лепить умеем.

– Ну так и я к слову…

Юра затянулся, поупражнялся в пускании колец, глаза прикрыл и в полудреме:

– А все же, комиссар, в твоих политдонесениях чего-то не хватает… Изюминки… – Юра руку за голову закинул. – Я даже знаю чего. Хочешь, за так скажу.

– Ну, скажи.

– За «ну» точно не скажу. За «пожалуйста» скажу.

– Скажи пожалуйста.

– В хорошем политдонесении должно быть патриотическое начинание.

– В смысле?

– Чему вас в училищах учат!.. Ты радио слышал? Люди выполнили обязательства, и Леониду Ильичу доложили, и вся страна об этом знает. А кто знает о том, что мы свои обязательства выполнили? И даже перевыполнили…

– Кто надо – знает. Что ж мне, Брежневу докладывать?

– Да уж конечно. Куда нам до Брежнева. Ты бы хоть для политотдела какое-нибудь патриотическое начинание сочинил… Я вот сегодня ночью подсчитал, мы соседей по огневой подготовке на три балла обошли. А в итоговой ведомости, вот увидишь, они впереди будут, в том числе и по огневой. Соседи пошустрее нас, вот их и продвигают. Выдал бы ты инициативу, нас бы продвигали.

– А я и выдам… Вот возьмем, и Брежневу отрапортуем!

– Слабо, – не размежая век откликнулся замбой.

– Нисколько не слабо… Отряд инициатор соревнования? Инициатор. Мы обязательства выполнили? Выполнили. Соседей нагнули? Нагнули. На левом фланге могут показатели и лучше выдать, но у нас оспариваемый участок, у нас с китайцами толкучка была. Вот и получается, что мы имеем полное право…

– Может и имеем… Я по левому флангу справки навел – с нами никто и близко не стоял.

– Вот! Значит мы победители. Нам и докладывать.

– Ну, это как решат, тот и доложит.

– А вот хрен там. Кто первый инициативу проявит, тот и на коне. Патриотическое начинание это все-таки…

– Кто о нем узнает?

– А мы его в политдонесение. И отката нет.

– Отката нет… Так и начинания покамест нет.

– Будет тебе начинание!

Немая сцена венчала мой эффектный уход к народным массам.

Начальник наш Виктор Филиппович Виерь был мудрым человеком. Связист в роли секретаря комитета ВЛКСМ – очень удобное решение вопроса. Комсомольский бог всегда под рукой. Двадцать метров прошел, и вот он – у крыльца стоит, покуривает. Рядом дежурный по заставе сержант Ефиманов – тоже, кстати, член комитета комсомола.

– А что, Киреев, – спрашиваю, – не высказывал ли кто из комсомольцев патриотического начинания?

Киреев на меня глаза вытаращил. Он такие слова впервые услышал. А у Ефиманова глазки заблестели, он, похоже, понял, что тут собака где-то порылась.

– Ну как же, Киреев. У нас же народ сознательный, инициативный. Вот, помню, Карбузов предлагал волейбольный турнир организовать. Шевяков, помню, предлагал собачьи будки списанными полушубками утеплить. А еще каких-нибудь предложений не поступало? Мы, как никак, проверку на отлично сдали, обязательства даже перевыполнили…

Киреев начал моргать помаленьку, и даже головой слегка кивать.

– Вот только что по радио слышал. Ивановские ткачихи обязательства выполнили и сразу Брежневу докладывать. А у нас… ты ничего не слышал?

– Так радио ж нет.

– Не о том речь, Киреев. Я о комсомольцах спрашиваю. А ну, как и они захотели генеральному секретарю…

Тут Ефиманов некстати выругался. Он сигарету не тем концом в губы дослал.

– Виноват, товарищ лейтенант.

– Бывает… Вот кстати, Ефиманов, не ты ли мне вчера рассказывал, что то ли Карбузов Шевякову, то ли Шевяков Карбузову, когда оружие после наряда чистили, говорил, мол, не плохо бы было о наших высоких достижениях заявить во всеуслышание. Ну как в девизе соревнования говорилось о решениях партии, так и рапортовать.

– Верно, товарищ лейтенант. Примерно так оно и было. Карбузов, он хоть и пролетчик, но говорит: «Надо бы Леониду Ильичу Брежневу доложить о наших успехах. Тогда уж точно с меня взыскание снимут».

– Нет, ты напрасно иронизируешь, Ефиманов. Карбузов – он парень сознательный. И бескорыстный… Так вот же я за чем пришел. Твою тетрадь, Киреев, я ночью полистал. Там полный порядок – протоколы собраний, заседаний комитета, планы работы. Молодец. За аккуратность хвалю, а вот скрытности твоей не одобряю. Хорошо я на этот листок наткнулся, хорошо догадался, что это черновик, проект обращения… Между прочим, текст-то хороший, поправить нужно, но за основу можно принимать. Я начал уже, через часик закончу, так что можешь сегодня собрание назначать. Там беседа в плане стоит, но мы это дело подправим. А Ефиманов объявление напишет.

– Есть, товарищ лейтенант.

– Ну вот, вы помалу собрание готовьте, а я о вашем патриотическом начинании по команде доложу.

Разумеется, никто никуда не побежал. И Ефиманов, и Киреев в коморке дежурного связиста околачивались и, разинув рот, слушали мой доклад замполиту мангруппы (мы по сменяемому варианту границу охраняли) капитану Ефиму Ивановичу Доносу.

– Начинание хорошее. Действия правильные. Докладывай в политотдел, проводи собрание.

Вернувшись в канцеляриию, я молча сел за стол и принялся строчить в свою рабочую тетрадь. Понаблюдав за мной минуту-другую, Юра Бавик иронично промолвил:

– Контора пишет.

– Не контора, а мои комсомольцы и твои отличники боевой и политической подготовки, заметь, не просто выступили с патриотическим начинанием, но еще и проект обращения к Генеральному секретарю ЦК КПСС сочинили. Правлю вот, как видишь, редактирую.

– А политотдел?

– Пока в неведении. Но есть «добро» от Доноса.

– И что Ефим Иванович сказал?..

– Не мешай!...

– Ну дай хоть глянуть!

– Отстань!.. – а спустя минут пять: – Вот теперь слушай!

Подлинный листок с текстом обращения давно истлел или был раскурен. Восстановить его содержание по памяти я не берусь, а заново сочинять не имеет смысла. Поверьте, все в нем было точно так, как писалось в те годы в газетах и читалось по радио. Все наши усилия и старания были плотно упакованы в эти всеми узнаваемые строки. Более того, в них не было ни слова фальши. Или почти ни слова.

Комсомольское собрание прошло на ура. Ефрейтор Карбузов давно предлагал организовать на заставе художественную самодеятельность. Вот он ее и устроил. Кроме обращения к генеральному секретарю мои комсомольцы столько патриотических начинаний выдвинули! И каждое, как говорится, ненавязчиво в пакет упаковано. Пришлось соглашаться на все, кроме одного – признания за комитетом ВЛКСМ права ходатайствовать перед начальником заставы о порядке увольнения в запас… Признаться, я даже задумываться не стал, насколько это с чем либо согласуется. Брежнева мне Филиппыч как-нибудь простит, а вот посягательства на святая святых…

Политдонесение, продиктованное в политотдел, было по обыкновению сухим и лаконичным. Принимал его, на счастье, «пом. по комсомолу» Анатолий Белов. Вы ж понимаете, насколько я ему это патриотическое начинание комсомольской организации в руку вложил.

– Присылай телефонограммой текст!

Все! Свершилось! Киреев сел на телефон через два узла связи – из уст в уста – диктовать текст обращения. А Юра Бавик в это время наблюдал в канцелярии танец дикаря, сменившего трут и кресало, на зажигалку с пьезоэлементом. Однако и это еще не финал. Едва я угомонился, раздался телефонный звонок.

– Паша, что за фигню ты там придумал? – в лоб спросил мой сокурсник и главный соперник в бескомпромиссном социалистическом соревновании Володя Косько.

– Володя, ничего я не придумывал. Это комсомольцы мои с патриотическим начинанием выступили. Такое случается, когда с ними грамотно работают.

– Вот я и говорю, что фигню! Я тут с наряда вернулся, а мне Донос звонит. Пиши, говорит, какое-то обращение.

– Володя, не какое-то, а к Генеральному секретарю ЦК КПСС. Мои написали. Я, конечно, подправил кое-где, не без этого.

– Ну так не выпендривайся, дай содрать.

– Если бы я писал – вопросов нет, а это ж творчество народных масс. А что, твоим два-три абзаца сочинить слабо?..

– Ну ладно. Да мои твоих!...

Вот это был триумф! Более того – это (как выяснилось позднее) и был счастливый финал непридуманной истории. Потому что на следующий день Ефим Иванович Донос на мои возмущенные вопросы о поползновениях соседей украсть у нас патриотическое начинание сообщил, что едва ли не все заставы отряда в настоящий момент чешут репу над сочинением обращения к Леониду Ильичу, патриотическое движение ширится и набирает размах. Ну а какая застава подпишет обращение – это потом начальство решит. Надо полагать, самое верхнее.

С этого момента я два месяца невольно вздрагивал, когда сквозь помехи в эфире пробивался голос Москвы с очередным: «Воодушевленные решениями пленума июльского ЦК КПСС…» Не дай бог прозвучит доклад от пограничников отнюдь не нашей заставы. Но все сложилось по пословице «Не было бы счастья, да несчастье помогло»: по осени одна из застав нашего отряда пролетела настолько громко, что в Москве предпочли напрочь забыть, что в этом году в войсках кто-то был инициатором социалистического соревнования. Мои комсомольцы о виновниках этого «пролета» отзывались с большой неприязнью. Золотой дождь из медалей и «Погранцов» двух степеней не пролился, в нулевую партию, по обыкновению, вошли... Да что говорить!